|
Он сам горел и нас гореть учил,
Твердил на комсомольских семинарах:
"Не погасите в омуте чернил
Огонь организаторского дара".
А Петр Кузьмич - бумажная душа,
Болевший крепко звездочкою третьей,
Хозяйством тощим в ротах пошуршав,
Внушал мне в продымленном кабинете:
"Конечно, надо зажигать сердца,
От масс не отставать ни на полшага,
Но твой кумир наш труд оценит сам
Не по огню в сердцах, а по бумагам.
И если их любить не будешь впредь,
Не вырасти тебе из комсомола,
И я могу с тобою погореть
В огне, не отраженном в протоколах".
... Себя за соглашательство коря,
С пером в руке просиживал я сутки, -
Решения былые расширял
Иль прятал неучтенные проступки.
И угасал огон в моей крови,
И я, уподобляясь формалисту,
Стихийный спор о дружбе и любви
В разбухших планах отражал как диспут...
Ненужность - тяжелейшая из кар
Меня подстерегала незаметно.
Но, к счастью, прибыл он,
наш комиссар -
Любимец комсомолии ракетной.
Я сейф открыл, как протокольный склад,
А он сказал мне: "Спрячь свои отчеты
Да покажи-ка мне свой чистый вклад
В готовность боевую первой роты".
И шел в казарму не инспектор - друг,
И выступал, и говорил такое,
Что после речи откровений круг,
Теснясь, не размыкался до отбоя.
Когда тревогой был разорван сон,
Он с нами мчался в ночь навстречу ветру
И, облачась, как все, в комбинезон,
Выкатывал на старт плечом ракету.
И в штурме нормативов боевых
Оценивал внимательно и строго
Дерзанье комсомольцев рядовых
И КПД горения комсоргов...
И пусть не метит формалист иной
Меня свернуть на путь ошибки старой -
Я чувствую - за взмокшею спиной
Горячее дыханье комиссаров.
|
|
